Впервые ему хотелось обладать женщиной целиком, чтобы она принадлежала ему вся, чтобы ее тело, мысли, желания, ее сердце и душа были добровольно положены ею к его ногам, чтобы она жила им, дышала им…

Одного ее тела ему было мало!

Его настолько потрясла своя реакция, откуда вдруг возникли эти абсолютно не свойственные ему мысли? Что это на мгновение даже остудило его и охладило голову, но стоило ему опустить взгляд на тоненькую фигурку у своих ног, почувствовать, как ее горячее дыхание, обжигает его пах, и волна желания вновь накрыла его, стремительно поднимаясь вверх, достигая вершины, готовая выплеснуться наружу. Ухватившись за короткие прядки на голове, он притянул ее к себе, стремясь оказаться глубже, еще глубже, как можно глубже в ней и с протяжным стоном излился ей в горло.

Словно одержимый он вновь и вновь брал ее, с наслаждением оглаживая и выцеловывая грудь, живот, спину, желая чувствовать, как она прогибается и подрагивает под ним охваченная возбуждением, слушая ее стоны и тихие вскрики от острого наслаждения.

Под утро, подтянув Азуми как можно ближе, прижав ее к себе рукой, он уснул, чувствуя во всем теле сытую усталость, и так и не выйдя из нее.

Азуми

Я наблюдала, как всходит за окном яркая полная луна, смотрела на растекающуюся за окном ночь и ждала… ждала, как и положено правильной кейнаши, ждать своего господина. Каким будет его отношение ко мне? Останусь ли я пленницей в его доме или он позволит мне выходить в город? Что пожелает от меня – только постель или захочет, чтобы я развлекала его танцами и беседами? Будет стыдится и прятать от друзей или, наоборот, станет показывать всем, как диковинную зверушку? … От всех этих мыслей, от полной неопределенности на сердце было тревожно.

После торгов почти вбежав в дом, господин Кейташи опустил меня в кресло в какой-то комнате, и тут же, на ходу давая распоряжения прислуге, поспешил на выход, так и не сказав мне ни слова.

Время тянулось и тянулось, я уже успела принять душ, размяться, осмотреть все шкафы и шкафчики в комнате, поужинать, заглянула во все двери и заскучала окончательно. Ложиться не стала, боясь уснуть и пропустить приход господина Кейташи. Можно ли мне выходить из комнаты, и куда в этом доме можно ходить, а куда нельзя, я не знала, поэтому тихо ходила из угла в угол, ожидая появления кугэ Оокубо.

В комнате, которую правильнее будет называть спальней, не было ни одного лишнего предмета, кровать, туалетный столик, два кресла. Роскошная шкура какого-то огромного животного на полу. Ни книжки, ни статуэтки, ни листочка с карандашом, похоже, в ней никогда никто не жил. Одна дверь из комнаты выходила в роскошную ванную, другая в гостиную, а третья в огромную, абсолютно пустую гардеробную.

Вот гостиная была жилой, это ощущалось в таких мелочах, как придвинутое ближе к камину одно кресло, откинутый край шторы, чтобы было с дивана видно подъездную дорожку, слегка потертый в центре деревянный пол. Напротив моей спальни в гостиной располагалась дверь, в еще одну спальню. Одного беглого взгляда от порога было достаточно, чтобы понять, что спальня это мужская, и в ней точно живут.

Побродив по гостиной, вновь вернулась к себе.

Когда вечер стал плавно перетекать в ночь я расположилась у окна, любуясь видом подсвеченного луной ночного города. Мысли перескакивали с прошлого на настоящее, с настоящего в будущее…

Звук открываемой двери раздался неожиданно, я уже решила, что сегодня кугэ Оокубо ко мне не придет. Развернувшись к нему лицом, замерла, ожидая каких-либо указаний. Однако мужчина молчал. Задержавшись лишь на мгновение у двери, чтобы найти меня взглядом, в котором полыхало неприкрытое желание, он быстро преодолел расстояние от двери до меня и так же молча остановился напротив. Сейчас он явно ожидал от меня не беседы. Как нас учили на занятиях, я принялась медленно раздевать его, от волнения закусив нижнюю губу.

Расстегнула рубашку, скользнула ладонями по груди, пробежалась по бокам и спине и спустилась к поясу брюк. Он был красив и гармонично сложен, от него пахло морем, морозной свежестью и чем-то неуловимо мужским. Трогать его мощную грудь, водить руками по крепкой спине было приятно, это совсем не походило на то, когда трогаешь бездушный манекен. В груди начало разгораться что-то волнительно предвкушающее, сердце забилось еще быстрее. Волнение, смешиваясь со страхом и предвкушением, рождало непонятные, неизвестные мне раньше, ощущения.

Он молча, дыша мне в макушку, начал расстегивать крючки на платье, спуская его на талию. Чувствовать кожей его крепкие, крупные шершавые ладони было приятно, они мягко скользили по моим плечам и спине, поднимая волну мурашек, делая тело мягким, как расплавленный воск, и заставляя невольно выгибаться вслед за движениями его ладоней.

Расправившись с поясом, нырнула руками вниз, пробежалась, едва касаясь пальцами, по ягодицам, передвинулась вперед и мягко обхватила, спуская брюки вниз, его член. Он был гораздо больше чем я привыкла, тренируясь на манекене. Встав на колени, провела рукой вверх-вниз, обхватила губами головку, прошлась языком вокруг нее…, и … была стремительно подхвачена господином Кейташи с пола. Сорвав с меня до конца платье, беспорядочно покрывая поцелуями, он куда-то быстро понес меня и положил на кровать в своей спальне.

Его губы, руки были везде, я плавилась от нежных поглаживаний и покусываний. То, что вначале растекалось волнительным теплом в груди, сейчас, опустившись, горело внизу живота, пульсировало между ног, сердце билось в сумасшедшем ритме. Потерявшись в своих ощущениях, я выгибалась вслед за его ласками, отвечая на жадные поцелуи, металась по шелковой простыне, комкая ее руками и постанывая от накатывающего волнами возбуждения.

Совершенно забыв кто я, где я, пропустила момент, когда он раздвинул шире мои ноги и лег сверху, поддерживая себя руками, и дернулась от внезапной резкой, острой боли, прошившей меня от его вторжения, непроизвольно сжимаясь внутри. Возбуждение мгновенно ушло. С каждым движением господина Кейташи ноющая, тупая, саднящая боль усиливалась, я сжимала зубы, и молча терпела резкие движения толчками его плоти внутри себя, ощущаемые чем-то странным, непривычным, стараясь никак своим недовольным видом случайно не огорчить господина.

К счастью, это длилось не слишком долго. Толкнувшись под конец особенно сильно пару-тройку раз, он застонал, и я почувствовала горячую струю выстрелившую в меня, а потом он опустился рядом и, перевернувшись на спину, утащил меня себе на грудь.

От его мягких поглаживаний сжавшиеся мышцы начали расслабляться, а когда он чем-то прохладным прошелся там, где все еще тянуло и ныло, снимая все неприятные ощущения, напряжение и вовсе отпустило, растаяв под его ласковыми руками.

Утащив меня под тугие струи воды, оглаживая, купая, он шептал мне восторженные слова, и его слегка хриплый голос разгонял последние связные мысли, скручивал внизу живота щекочущую спираль предвкушения. Почувствовав спиной что-то твердое, упирающееся мне в поясницу, я всхлипнула выгибаясь, и он, словно ждал именно этого сигнала, вновь вошел в меня. Ожидая, что будет опять больно, мгновенно сжалась в его руках. Но боли не было, и я обмякла, покорно принимая его. В этот раз он двигался долго, меняя темп и глубину движения, распаляя мое желание. Плавая в блаженном тумане, я чувствовала нарастающее с каждым его толчком удовольствие, в какой-то момент удовольствия стало так много, что я забилась у него в руках, распавшись на множество Азуми и, чувствуя невероятную легкость, ощутила себя легким облачком.

Я не успела еще прийти в себя после обрушившихся на меня совершенно новых, невероятных чувств и эмоций, а господин Кейташи уже хотел продолжения. Опустившись на колени, под давлением его рук, обхватила член губами, лаская его языком, насаживаясь на него. Все было как на занятии и совсем не так. Потому что у манекена не меняется дыхание, он не вздрагивает от движений твоих пальцев и не двигается навстречу, он не стонет и не придавливает тебя сильно руками к себе, управляя тобой.